Волки из страны Далеко-Далеко. Одиночка. Тень. Страж - Кэтрин Ласки

Только все это время у нее из головы не выходила та страшная сцена, невольной свидетельницей которой она стала у каменистой гряды. Отчаянный предсмертный крик малькада и звук раздираемой плоти преследовали ее по ночам.

Если бы Священной стражей командовал прежний фенго, Гвиннет обязательно поговорила бы с ним о том случае, но сейчас новым фенго стал волк по имени Финбар, а с ним она была не настолько близко знакома.

«Пожалуй, стоит посетить Сарк-из‑Топи, – подумала Гвиннет. – Я ведь сова-кузнец, у меня теперь немало бонков, а Сарк любит горящие угли». Отец Гвиннет и отец ее отца, насколько она помнила, всегда обменивались с Сарк угольками.

Многие говорили даже, что Сарк гораздо охотнее общается с совами, чем со своими сородичами – клановыми волками.

Сарк только что достала из гончарной печи горшки, как перед ней приземлилась Гвиннет.

– У меня есть несколько превосходных бонков, мадам.

Обращаясь к Сарк, совы обычно называли ее «мадам». Ей это определенно нравилось. Если бы не нравилось, она бы не преминула об этом сказать.

– И второсортные есть?

– Да. Только зачем они вам?

Сарк повернулась и внимательно посмотрела на Гвиннет.

– Совы-кузнецы и совы-угленосы считают, что чем горячее, тем лучше. И это понятно. Ты же, Гвиннет, сова, которая имеет дело с металлами, а я имею дело с глиной и глазурью. Изготовляю я их из молотых костей, песка и минералов, которые нахожу в реке и превращаю в пыль. Настоящий мой секрет – это не состав смеси, а температура, при которой ее следует готовить. Отгадай, что мне требуется для нужной температуры?

– Что?

– Погадки. То, что вы называете отходами.

– Вы имеете в виду эти белые липкие комки?

Гвиннет была изумлена. Совы чрезвычайно гордились своим особым пищеварением, и некоторые даже называли этот процесс благородным.

– Иногда да. Но за этими белыми липкими комками – особенно за теми, что оставляют чайки, – мне ходить далеко.

Сарк наклонилась и толкнула лапой сухую лосиную лепешку.

– Фу!

– Не фукай! Прости, но совам не дано учуять по запаху ценный навоз.

Волчица принялась разламывать лосиную лепешку на кусочки.

– Этот лосиный навоз горит медленно и равномерно. С его помощью я сделаю красивую глазурь, какую ты в жизни никогда не видела.

Сарк замолчала и снова обратила свой взор на Гвиннет. Бегающий глаз волчицы скакал по сторонам, словно живя своей жизнью, но другой внимательно рассматривал сову.

– Эй, да с тобой что-то не то. Что случилось?

– В каком смысле?

– Ты выглядишь взволнованной. Даже больной, как будто тебя вот-вот вырвет. И вовсе не потому, что я тебе прочитала целую лекцию о навозе. Судя по твоему виду, ты словно… Как это называется, когда из вас вместо сухих выходят влажные погадки?

И, не дожидаясь ответа, Сарк снова принялась внимательно изучать свою посетительницу.

«Великий Глаукс, – подумала сова. – Как она догадалась?» Вот уж действительно мудрая волчица, не похожая на других. Не то чтобы другие волки были такими уж глупыми, но Сарк по своей догадливости вполне могла бы сравниться с целительницами Великого Древа, к которым совы прилетали, когда серьезно заболевали. От нее ничего не скроешь, сколько ни старайся.

Вспоминая о том, свидетельницей чему она стала у каменистой гряды, Гвиннет чувствовала, как к горлу подступает комок. Теперь же она не сдержалась и срыгнула.

– Ой, извините, мадам! Я не хотела!

– Не смеши меня! – отозвалась Сарк. Она подобрала комок, положила его сверху лосиной лепешки и слегка придавила. – Ты же не против?

– Не против чего?

– Того, что я использую твою погадку. У меня в печи получается такое интересное сочетание… Как бы выразиться… Весьма подвижное и необычное. Ты даже не представляешь, как долго я пыталась получить матовую бирюзовую глазурь.

Гвиннет не имела ни малейшего представления, о чем говорит Сарк. Но у них было кое-что общее – пристрастие к красоте и любовь к искусству.

– Да, конечно, – сказала она.

Положив навоз и погадку в печь для обжига, волчица снова повернулась к сове.

– Теперь, когда ты выглядишь немного лучше, пора поведать, что же тебя так заботит.

Гвиннет вздохнула поглубже.

– Я здесь по поводу малькада.

– Только не говори, что… – Сарк было подтянула шкуру для Гвиннет поближе к огню, но резко остановилась. Замер даже ее блуждающий глаз. – Зачем сове интересоваться малькадом, кроме, разумеется, очевидного?

Гвиннет в негодовании встопорщила перья.

– Потому что тем малькадом раньше всяких сов, лис, кугуаров или лосей заинтересовался волк.

Теперь уже на загривке у Сарк шерсть встала дыбом.

– Ты хочешь сказать, что за малькадом вернулась мать?

– Нет, не мать. И щенок не стал добычей других животных.

– Ты хочешь сказать… – от изумления Сарк даже потеряла дар речи.

– Да. Малькада зверски убили.

Непослушный глаз Сарк бешено завращался, ноги задрожали и едва не подкосились.

– Неудачная шутка, – заметила она, в глубине души понимая, что сова говорит правду. Никому бы в голову не пришло шутить на такие темы. Опустившись на шкуру и переведя дыхание, она добавила: – Ничего подобного не слышала! Ну ладно, расскажи, что ты знаешь.

Волчица была в курсе, что ушные щели для масковой сипухи – самый важный орган чувств.

И Гвиннет рассказала.

Когда Сарк наконец-то поднялась, чтобы добавить в костер хворосту, огонь в пещере уже почти потух.

– Вам точно не нужен бонк? – поинтересовалась сова, просто для того чтобы прервать неловкое молчание, с которым Сарк встретила ее рассказ.

– Нет, – пробурчала Сарк. – Зачем тратить бонк на очаг? У меня же мех, не забывай. Мне не нужен такой горячий огонь.

Проследив за костром, волчица вновь улеглась на шкуре.

– Все это очень, очень плохо. И у тебя нет догадок, кто бы это мог быть?

– Нет. Поэтому я и прилетела сюда. Я думала, вдруг вы знаете.

– Единственный, кто мне приходит в голову, – это волк с пенной пастью. Ты почуяла похожий запах? Ах да, я же забыла, что у тебя нет нюха.

– Верно. Но это мог быть еще и чужак из Крайней Дали.

– Клановые волки прознали бы про него. Они наблюдают за границами.

Сарк прикрыла морду лапами. «Почему? Как волк мог пойти на такое?» Несколько минут она молчала. Наконец открыла морду и сказала:

– Значит, ты единственная, кто знает об этом ужасном происшествии?